Сергей Лукьяненко - Дозоры. От Ночного до Шестого (сборник)
Шухартами у нас в Дозоре называют Светлых, которые однажды срываются от несовершенства мироздания и решают творить добро направо и налево. Вся беда в том, что сотворенное ими добро немедленно дает право на аналогичное по силе зло Темным… Конечно, Темные не являются прирожденными негодяями, жаждущими мучить окружающих исключительно в силу своей злобности. Многие Темные в быту вообще милейшие люди. Но Силу им дают по большей части негативные эмоции окружающих. Да и вообще они их в грош не ставят… так что, получив право на темное вмешательство, быстренько компенсируют все причиненное шухартом добро. Как правило – даже с лихвой.
В большинстве своем шухарты имеют невеликую Силу – ну, пятый-четвертый уровень… редко третий. Те, кто посильнее, обычно умнее и выдержаннее. Поэтому, встав на путь воинствующего добра, шухарты отправляются туда, где можно набраться позитивных эмоций, – на хороший концерт, на премьеру долгожданного фильма, на спортивное состязание, где болельщики побеждающей команды в большинстве, да хоть бы и на детскую новогоднюю елку. И там уже накачиваются энергией… так, что даже Высшим магам с ними совладать проблематично.
А потом идут, творя добро во все стороны. Пока их не остановят.
Любыми возможными средствами.
Однажды я сам едва не стал «шухартом». Но мне хватило то ли ума, то ли удачи понять, что именно надо сделать… ради чего я собираю человеческое счастье.
В юноше Валентине я не был уверен.
Подходя к нему, я прекрасно видел, как он накачался. Под завязку, как говорится… он уже даже не мог аккумулировать Силу, а кидал всю выкачанную в Сферу Отрицания. Мне достаточно было одного взгляда, чтобы понять – никакое мое заклинание защиту не пробьет. Может быть, что-то сумел бы сделать Гесер. За счет техничности. Но и то не факт, что у него получилось бы сразу.
Значит, Сфера Отрицания. Очень нравящееся слабым Иным заклинание, ведь оно позволяет противостоять куда более сильным магам.
Понятно все с тобой, Валентин.
– Можно присесть? – спросил я, подойдя к парню. Пастухов остановился поодаль и стал очень ненатурально наблюдать за сценой.
– Садитесь, Антон, – кивнул Валентин. И уточнил, стараясь говорить как можно внушительнее: – Только без глупостей, ладно?
– Да на мою долю тут уже глупостей-то и не осталось… – вздохнул я, присаживаясь.
Валентин фыркнул:
– Вас всегда было интересно послушать, Антон. Умели сказать что-нибудь эдакое…
– Это приходит с возрастом, – сказал я, разглядывая трибуны. – Если доживаешь… Ты что творишь-то, парень?
– Вы же сами видите, – ответил он с непреклонными нотками в голосе.
– Вижу, разумеется. Качаешь Силу. Что надумал сделать? «Реморализировать» всех вокруг? Уничтожить Темных? Разогнать облака и установить хорошую погоду?
– Ну вот, сами же и говорите глупости, – сказал Валентин пренебрежительно. – Ну что вы меня за дурака держите?
– Нет, за благородного идеалиста с горячим сердцем, – ответил я серьезно.
– Я прекрасно понимаю, что «реморализация» всех встречных-поперечных ничего не даст, – сказал Валентин. – Я, к вашему сведению, изучал историю тех, кто уже пытался что-то сделать.
– История чему-либо научила? – спросил я.
– Конечно.
Валентин замолчал, вглядываясь в трибуны. Видимо, ловил момент, чтобы всосать очередной выплеск энергии. Я поймал себя на ребячливом желании опередить его и впитать чужую Силу. Забавно выйдет… нет, не стоит злить парня.
– Валя, а почему ты вообще завелся? – спросил я.
– Мир полон несправедливости, – мгновенно ответил Валентин.
– Не спорю. Но ведь было что-то конкретное?
Валентин подумал мгновение.
– Наверное, да. Бабушка.
– Какая?
– Соседская. Ей лет под восемьдесят уже. Живет одна… дети то ли умерли, то ли не навещают. Вчера шел, увидел ее возле магазина… стояла плакала… копейки в руке считала. Как так можно, Антон? Как мы можем допускать, чтобы люди так страдали?
Я вздохнул.
– Значит, твои претензии не к Темным? Не к вампирам, охотящимся на людей? Не к Темным магам и колдуньям?
– К ним тоже, – быстро ответил Валентин. – Но во вторую очередь. Я не могу видеть, как страдают люди!
– Кстати, а ты бабушке помог? – небрежно спросил я.
– Вы о чем?
– Спросил ее, почему она плачет? У нее нет денег на хлеб с кефиром? Или она потеряла кошелек? Или просто в глубоком маразме и всю пенсию прячет «на похороны»? Знаешь, у старушек такое бывает.
– Всем бабушкам в России я помочь не могу, – обиженно сказал Валентин.
– А почему только в России? – удивился я. – Ты знаешь, как страдают африканские бабушки и дети? Ты же не расист?
– Нет! – возмутился Валентин. – Но там есть другие люди, другие Иные. Полагаю, это их долг.
– Соглашусь, – кивнул я. – Но все-таки! Ты Иной. Хоть и Светлый, но способности Иного позволяют тебе даже в рамках закона и морали жить вполне прилично. Наверняка у тебя есть в кармане тысяча-другая… Ты бабушке-то помог?
– Оставьте эту демагогию, Городецкий! – неожиданно тонко выкрикнул Валентин. – Я убежал! От стыда! Нельзя заткнуть дырку в плотине пальцем!
– Можно, – ответил я убежденно. – Если дырка маленькая, а палец крепкий. Ты Иной. Но прежде всего ты человек. Ты не помог одной-единственной бабушке на твоем пути… так на что ты хочешь потратить Силу?
– Я пойду в Кремль, – сказал Валентин ледяным голосом.
– И что? – заинтересовался я. – Надеюсь, не станешь убивать всех по пути, как некий дон Румата?
Валентин непонимающе посмотрел на меня.
– Это из другой книжки, не про Шухарта, – пояснил я. – Не бери в голову. Так что ты хочешь?
– Я «реморализую» их, – сказал Валентин. – Всех их. От президента и до… до… до кремлевского завхоза.
– Допустим, – кивнул я. – Ты пробьешь защиту, наложенную обоими Дозорами… как раз от таких вот желающих вмешаться… и изменишь природу всех людей, которые имеют отношение к власти. Президента, министров, депутатов… И что?
Валентин даже запыхтел от возмущения.
– Как «что»? Прекратится коррупция, будут соблюдаться законы. Жизнь людей наладится!
– Но ты же не «реморализуешь «всех людей в стране, – мягко сказал я. – Темные получат право на ответку. И что?
– Да ничего! Если власть будет высокоморальной…
– То ее за несколько дней съедят те, кого твои заклинания не затронут. У них не будет угрызений совести, сомнений, колебаний. Честный политик – это оксюморон. Твоим же, высокоморальным, сразу припомнят все грехи… да они и сами начнут в них каяться.
– И пусть уходят!
– Но пришедшие будут ничуть не лучше.
– А что тогда, ничего не делать? – возмутился Валентин. – Люди обречены на страдания? Что вы предлагаете? «Не трогай, пока не воняет?»
– Лучше уж «не трогай, пока работает», – поправил я. – Валентин, вся беда в том, что власть – отражение общества. Кривое, гротескное, но отражение. И пока большинство граждан в стране, доведись им попасть во власть, будут воровать и считать себя лучше других – никакая «реморализация» верхушки ничего не изменит. Политики, которые обретут совесть, уйдут. А на их место придут новые – без совести. Должны измениться люди, общество…
– Вы это уже говорили, – буркнул Валентин.
– Ага. Но могу и еще повторить.
– Нет, Антон, – твердо сказал Валентин. – Я не верю. В вас говорит усталость… пессимизм. Ну и, уж извините, личный шкурный интерес.
– Какой? – поразился я.
– Ночной Дозор устраивает статус-кво, – мрачно произнес Валентин. – Тешите свое самолюбие, благополучно существуете, а серьезных изменений в обществе боитесь. Может, вообще боитесь оказаться не у дел? Станет в жизни меньше зла, так ведь не только Дневной Дозор сократится, и вы тоже станете не нужны!
Я только покачал головой. Мне вдруг стало совершенно ясно, что спорю я зря. Валентин хочет творить добро. Активно, деятельно, с песнями и плясками. А я ему тут что-то бормочу о человеческой природе, о том, что невозможно взмахнуть волшебной палочкой и принести всем счастье.
– И вы меня не остановите, – продолжал заводиться Валентин. – Я приду в Кремль… там как раз сегодня президент выступает перед Думой. И всех их приведу в чувство! Я все рассчитал. У меня хватит Силы отразить любое ваше заклинание, и еще останется на массовую «реморализацию».
– Сфера Отрицания? – уточнил я.
– Угу. – Валентин с гордостью кивнул.
– Хорошее заклинание, – признал я. – Ты и впрямь можешь блокировать любую мою магию, да еще и подпитаешься от нее…
Валентин заулыбался. Выглядел он как школяр, заслуживший похвалу от строгого учителя.
Тянуть больше не было смысла. Я сунул руку в карман куртки, достал короткую телескопическую дубинку, встряхнул – та раздвинулась.
